НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 1 - Страница 41

— Мы создадим машину, у которой будет биография. Мы придадим ей чужую биографию. У нее будет не только настоящее, но и прошлое. А значит — и будущее. Мы создадим машину, которая будет вспоминать свое детство. Дедушку и бабушку. И первое свидание с девушкой. И объяснение в любви. Мы создадим гениальную машину. И научим ее не только хорошо думать, но и смеяться. А может, даже и плакать.

Павлушин возвращается из экспедиции

Лето было позади. И тайга тоже там осталась. Я лежал на средней полке и смотрел в окно вагона. Внизу сидел какой-то гражданин. Сытенький. Бритенький. Лысенький. Подозреваю, что облысел, сидя в партере Малого оперного театра.

Смотрел косо. Косился не столько на меня, сколько на мою поношенную робу. Личность, ничего не скажешь! Бросит фразу, а потом молчит. Разговаривал, разумеется, не со мной, а со стариком-профессором, ехавшим из Томска.

Помолчит. А потом опять фразу бросит. Изображал из себя божество. Но каждое слово умел как-то произносить по-своему, с оттенком. И голосом играл.

— Товарищ, — сказал он мне, — вы спиной закрываете пейзаж.

Я в это время с полки слез. Не все же валяться на полке. И постоять тоже хочется.

Пейзаж? Насмотрелся я за сезон всяких пейзажей. Однажды медведь в лабаз забрался и пытался разграбить. Пейзаж! Видно, любитель природы, но из тех, что любят ее из окна.

Лысый очень важничал и в разговоре намеками давал понять, что имеет отношение к самым высшим артистическим и литературным сферам. Плевал я на его сферы! Если уж говорить о сферах, то мои сферы были выше его сфер. С тех пор как опубликовали найденную мною книгу, меня знал весь мир. А эта личность воротила от меня свою чисто выбритую физиономию, не подозревая, что в грязной робе едет далеко не самый последний человек на нашей немолодой, но красивой планете.

Раз как-то просыпаюсь вечером и прислушиваюсь. Разговор идет о той книге. Профессор говорит:

— Интересная книга, если, конечно, не трюк, не фальшивка, подброшенная каким-нибудь авантюристом.

А лысый усмехается:

— Вполне возможно. Не верю, чтобы с другой планеты кто-то доставил ее в сквер. Так себе скверик. Знакомое место. Я напротив живу. Возле Филармонии.

— Вот как? — удивился профессор. — Чего же это вам так не повезло? Могли и вы подобрать эту знаменитую книгу, исходя из теории вероятности.

— Стал бы я подбирать! А если бы уж подобрал, сдал бы в стол находок без всякого шума. Не люблю шумихи.

— Да, шум вокруг этого издания создан неимоверный. С трудом достал экземпляр. В библиотеке очередище. Прочел. Потом еще раз прочел, уже в роман-газете. Конечно, не безынтересно. Но натяжек много. Много сомнительных страниц. И на Землю уж очень похожа эта планетка. А тот, кто нашел эту книгу, в какой-то экспедиции. По-видимому, еще что-то ищет. Непонятная история.

Лысый зевнул. Потом сказал:

— Знаете, я в жизнь на других планетах верю не больше, чем в загробный мир. Хватит нам и того спектакля, что показывает нам Земля. Мне этот фестиваль не нужен. И когда мне говорят, что есть еще полтора миллиарда населенных планет вроде Земли, мне кажется, что я слушаю сказку про белого бычка. А вы как полагаете?

— Мне так думать нельзя, я математик. Привык иметь дело с большими числами. Планет, действительно, многовато. Тут уж ничего не поделаешь. От нас это не зависит. Хочешь или не хочешь, а приходится мириться с загадками природы.

Я слушал молча. Мне доставляло истинное удовольствие не участвовать в споре и думать про себя: «А я имею некоторое отношение к этим загадкам и тайнам природы. Чуточное, но все-таки имею».

Потом от всех этих мыслей мне стало как-то не по себе. «Заносишься ты, Павлушин! Принимаешь себя чуть ли не за Ньютона или Кеплера. А какой ты к черту Кеплер! Подобрал в сквере какую-то книжонку».

Я цыкнул на себя: «Лежи и помалкивай! На свете самая ценная вещь — скромность. Пусть ломается эта личность, задается своим знакомством с крупными режиссерами и писателями. Молчи, ради бога, молчи! И делай вид, что тебя это не касается».

Но молчать просто нет сил, когда эта личность смотрит на тебя с таким видом, словно тебя тут нет. И ты сам начинаешь сомневаться, тут ли ты.

Личность говорит:

— Запах какой-то в купе неприятный. Протухшей рыбой воняет. Не переношу! — И косится в мою сторону.

Профессор принюхивается, потом говорит:

— Heт, ничего. Пока терпимо. Можно, конечно, проветрить купе.

Он обращается ко мне:

— Вы как, молодой человек, возражать против свежего воздуха не будете?

Я молчу. Это от моей робы пахнет рыбой. Не тухлой, конечно, но все-таки рыбой. Сам-то я не замечаю этого запаха. Привык.

Проветрили. Потом профессор меня спрашивает:

— Вы все молчите, молодой человек. Отчего бы это? Не принимаете участия в общей беседе. Какого вы мнения вот хотя бы об этом произведении? — И показывает мне роман-газету, где опубликован текст найденной мною книги.

Я говорю:

— Не читал. В тайге был… По радио текст слышал. Интересный научно-фантастический роман.

— Это не роман, молодой человек. Это документ, истинное происшествие. Перевод делала кибернетическая машина Академии наук. Я беседовал с одним из участников работы по переводу. Язык не похож ни на один из человеческих языков нашей планеты.

Лысый перебивает:

— Я слышал, на полинезийские языки похож.

— Чепуха! — возражает профессор. — Я точно знаю.

— Он точно знает! — Я не выдержал и начал смеяться. Смеюсь. Они недоуменно смотрят на меня. А я смеюсь.